Всемирный следопыт, 1926 № 06 - Страница 17

К оглавлению

17

— А теперь вы верите в мое изобретение?

И опять, не дав договорить следователю, он затараторил:

— И напрасно! Совершенно напрасно! Мой секрет изобретен не мною. Он изобретен давным давно тем, который первый крикнул: «На злодее шапка горит!» Разве эта пословица, в разных вариантах, не существует у всех народов сотни лет?.. Так вот, шапку, которая на злодее горит, я, по моде двадцатого века, приукрасил только электрической отделкой!

Минетти был поражен и разочарован.

— Значит, никакого изобретения нет?..

— Ну, не совсем так. Нам все же удалось при помощи этого «изобретения» добиться сознания. Но это только игра на психологии! Попробуйте стать в угол с тем, чтобы не думать о леопарде. Вам это не удастся. Ну, а для Селла таким «леопардом» является его преступление. Он не мог не думать о нем. Уверенный же, что все его мысли узнаны, преступник счел себя уличенным, в чем и расписался. Просто?..

V.

Несмотря на всю строгость тюремного режима, весть о признании Селла, добытом при помощи какого-то аппарата, скоро стала известна всем заключенным.

И когда в кабинет судебного следователя привели четырех арестованных по делу о покушении на премьер-министра, чтобы об'явить им о том, что они свободны, один из них подошел к следователю и твердо сказал:

— Я не принадлежу к тем простачкам, которые сами сознаются, хотя бы их вина и не была еще доказана. Но я не из тех, которые из-за своей шкуры допускают пострадать за себя невинного. Селла совершенно невиновен. Он сознался только потому, что вы заморочили ему голову вашим дурацким аппаратом. Я стрелял в премьера и выстрелю еще раз, если представится случай. И только я один должен нести ответ.

Беричи, который присутствовал. при этом, невольно покраснел.

Но Минетти только с добродушной насмешкой посмотрел на него. Да, «изобретение» Беричи не совсем идеально. Шапка оказалась способной гореть на голове не только злодея и чуть было не погубила невинного. Но разве суд может существовать без судебных ошибок?.. Главное было сделано: виновник найден, и Минетти ждало повышение.

А каким путем это было достигнуто, не все ли равно?.. Только бы этот путь привел его в Рим!..

Пасть тигра.
Фото с натуры.

 Пасть тигра. Фотография с натуры (см. очерк «Единоборство с тигром» в отделе «Следопыт среди книг»).

-

Два берега.
Рассказ Леонида Тютрюмова.

I.

Погоня осталась позади, и человек по непривычному вдохнул полной грудью струю свежего утреннего воздуха. Деревья в сонной полудремоте лениво пригибались к просыпающейся земле. Серебряные росяные слезы, срываясь с острых поникших листьев, падали вниз. От земли шел легкий пар, похожий на сизый табачный дым. Зелень приподняла свое благоухающее лицо и потянулась к солнцу.

Человек шагал упрямо, преодолевая усталость. Иногда он останавливался, но затем громадным усилием воли заставлял себя снова двигаться вперед.

Небольшого роста, слегка сутулый, но крепкий, он потерялся среди спокойно-широких и высоких дубов.

Его странного желто-серого оттенка, давно небритое лицо выражало недоумение и было напряжено, как бы перед решением трудной и чрезвычайно сложной задачи. Он слегка прихрамывал на левую ногу, но шаг его от этого не изменялся и был попрежнему тороплив. С высоко закинутой головой, весь настороженный, он был похож на загнанного ветвисторогатого оленя и, казалось, еще где-то в теплом воздухе были слышны дребезжащие звуки охотничьего рожка. Шагая, человек поправил тяжелый кольт с длинным, сурово мерцающим черным стволом, жутким, как сама смерть, и лицо его вновь искривилось в болезненную усмешку. Наверху пронзительно заверещала иволга. Воздух был наполнен густым запахом, лесной полупрелой сыростью раннего утра.

Неожиданно споткнувшись, путник вскрикнул, — боль усилилась, и его шаг стал немного замедленным, хотя он знал, что за ним могла быть погоня. Он играл с закрытыми глазами: на чью сторону должен был упасть выигрыш, для него было неизвестно.

Однако, несмотря на все препятствия утомительной дороги, он решил не уступать своего права на выигрыш.

Вновь, сопровождая человека, пронзительно запела любопытная иволга. Не обращая внимания на пение птицы, он шагал дальше.

Во рту у него пересохло. Нервы его были болезненно натянуты. Каждый легкий посторонний шум отражался на них, как на тончайшем инструменте в нежных руках музыканта. Пыль на его сапогах говорила о пройденном пути, и это было так же верно, как и то, что человек в лесу от кого-то спасался.

Дорога спускалась вниз, пересекая собою сырой овраг, и затем поднималась дальше, выше уровня пройденного пути. Поднимаясь на другую сторону оврага, беглец решил было присесть, чтобы, передохнув, двинуться дальше, но потом раздумал, подошел к кряжистому дубу, приткнувшемуся вблизи дороги.

Лес притих в полуденной жаре, вяло вздрагивая от пробегающего легкого ветерка.

Беглец стал карабкаться по ветвям. Это было трудно. Он порывисто дышал, обдирал руки и лицо и все же взбирался выше и выше. Но вот ветвей стало меньше, и он, наконец, добрался до вершины дуба.

Всюду, куда только достигал взгляд человека, был лес.

Над лесной густо-синей чащей, плавно раскинув хищные крылья, парил одинокий жуткий ястреб.

Облака, нежные и легкие, почти прозрачные, словно перламутровые, обхватывали темным кольцом конец колыхавшейся черной дали. Откуда-то со стороны подплывала омраченная приближавшимся вечером широкая туча. Она плыла, словно плот среди широкой реки, слегка качаясь.

17